Влияние греческой эпиграмматической поэзии на латинскую : Техника поэтического перевода

  • автор:
  • специальность ВАК РФ: 10.02.14
  • научная степень: Кандидатская
  • год, место защиты: 2000, Москва
  • количество страниц: 121 с.
  • автореферат: нет
  • стоимость: 240,00 руб.
  • нашли дешевле: сделаем скидку
  • формат: PDF + TXT (текстовый слой)
pdftxt

действует скидка от количества
2 диссертации по 223 руб.
3, 4 диссертации по 216 руб.
5, 6 диссертаций по 204 руб.
7 и более диссертаций по 192 руб.
Титульный лист Влияние греческой эпиграмматической поэзии на латинскую : Техника поэтического перевода
Оглавление Влияние греческой эпиграмматической поэзии на латинскую : Техника поэтического перевода
Содержание Влияние греческой эпиграмматической поэзии на латинскую : Техника поэтического перевода
Вы всегда можете написать нам и мы предоставим оригиналы страниц диссертации для ознакомления
Глава I.
Ранние эпиграмматические переводы
Глава II.
Эпиграмматические переводы Авзония
Глава III.
Эпиграмматические переводы в корпусе Ер'щгаттМа ВоЫепма с
Заключение
Приложение.
Переводы иных жанров
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
НАСТОЯЩАЯ работа предполагает исследование поэтических текстов эпиграмматического жанра, — текстов, в которых прежде всего и самым непосредственным образом отражается влияние греческой эпиграммы на римскую. Предметом исследования послужат те переводы, для которых мы располагаем греческим оригиналом, — таковые сохранились от эпохи поздней Республики и поздней империи. Но, прежде чем приступить к разбору текстов и сравнению их с греческими образцами, следует бегло очертить основные жанровые характеристики рассматриваемого материала.
Прежде всего обратимся к эпиграмме. Если рассматривать историю поэзии в целом, то Буало в своем знаменитом стихотворном трактате определил эпиграмму следующим образом сравнительно недавно':
L’Epigramme plus libre, en son tour plus borné,
N’est souvent, qu’un bon mot de deux rimes orné, ilarapu в своем основополагающем для эстетики классицизма курсе начал соответствующую главу словами: «Эпиграмма, в том смысле, который сегодня придается этому слову, из всех жанров поэзии самый близкий к сатире, поскольку у нее тот же самый предмет, суд нравов и насмешка; и даже в обиходном языке, язвительная реплика, брошенная по ходу беседы, называется эпиграммой»2, а предельная концентрация общепринятого и банального — школьная эстетика — стала рассматривать эпиграмму, эпитафию и надпись как отдельные жанры3, и лучший из русских
1 Œuvres de Boileau Despréaux. Tome II. Amsterdam, 1772. P. 277.
2 La Harpe J. F. Lycce, ou Cours de littérature ancienne et moderne. T. II. P., 1789. P. 183.
1 Исключительно в качестве примера приведем несколько жанровых определений, которые выслушивали ученики первого выпуска Императорского Царскосельского лицея на последнем курсе: «О простых стихотворениях. 2) Надписи заключают в себе краткое чего-либо замечательного описание, состоящее в явственном изображении таких описуемого предмета принадлежностей, коими оне более всего привлекают к себе внимание... 3) Эпитафия, как самое слово показывает, значит надпись на гробнице, и в пространном знамено-вашш заключать может и хвалу и порицание... 4) Эпиграмма есть род стихотворения, ближайший к сатире потому, что часто имеет один с нею предмет. Критики и насмешку, даже колкое слово, сказанное в разговоре, привыкли называть эпиграммою. Но сие название в обширном смысле дается остроумному изречению, выраженному немногими стихами. Эпиграмма получила свое начало от надписи, от коей отличается тем, что сия последняя пишет-
поэтов признавал пригодным для эпиграммы непереводимое английское слово vulgar, этой разновидности краткого стихотворения пришлось пройти долгий путь развития. Для нас здесь будет достаточно установить, что современный смысл — по крайней мере на латинской почве — эпиграмма приобретает ие ранее Марциала1; но позднейшие римские эпиграмматические сборники, о которых пойдет речь в настоящем исследовании, не считаются с этими изменениями и возвращаются к более традиционному, «антологическому» пониманию, далекому для современного читателя. Как корпус эпиграмм Авзония (точнее, то, что объединяют в его сборниках в виде XXVI книги и что, согласно общему мнению, в античности не представляло собой единого корпуса), так и цикл Epigrammata Bobiensia гораздо ближе по своему замыслу к эпиграммам греческих «Венков», где, наряду с прочим, язвительность и остроумие играет свою роль, но вовсе не является непременным признаком жанра. Эпиграмматический жанр в научной литературе исследован хуже, чем другие. Глава, посвященная ему в недавней «Истории римской литературы» Михаэля фон Альбрехта, — едва ли не самое краткое из всех жанровых введений. Несравним с аналогичными и библиографический список: он занимает в данном случае всего несколько строк. Это и попятно, и естественно: если действительно считать творчество Марциала вершиной жанра, то интерес к последнему не может сравниться с интересом к поприщу Вергилия, Горация и Тибулла. Однако, как мы попытаемся доказать, в таком невнимании есть и своя несправедливость — как есть она и в том, что в упомянутой «Истории...» отсутствует глава, посвященная Нау-целлию, хотя его творчество и сохранилось не хуже, чем, скажем, таковое же ранся или действительно с тем, чтоб ей быть написанной на ее предмете, или на изображении оного, по крайней мере, имеет такую наружность... Впрочем ученые не согласны в определении эпиграммы, иные утверждают, что сущность ее состоит в остроумной мысли, другие полагают в обоюдности, третие — в откровенной простоте, видимой нами у Катулла, и пр. ». — Лицейские лекции <П. Е. Георгиевского в записи А. М. Горчакова>. Красный Архив. № 1 (80). 1937. С. 1)2-144.
‘ Ср. Michael von ALBRIiCHT. Geschichte der römischen Literatur. Bd. II. München, New Providence, London, Paris, 1994. S. 823: «Если — как это делают сегодня — понимать под эпиграммой вместе с Буало “рифмованную остроту" или вместе с Опицем “короткую сатиру”, мы не в последнюю очередь обязаны этим Марциалу, в чьем творчестве сатирическая эпиграмма преобладает (хотя и не исключительно). Поэтому многие греческие эпиграммы кажутся нам “пресными”; правда, только в Палатинской Антологии в И книге собрано 442 насмешливых эпиграммы, тесно связанные с аоцттопт».
вив, что изменяет акцентуацию: misce не столь внятен, как венчающий оригинал xegâoTjj, и, для того чтобы его понять, стихотворение нужно дочитать до конца.
Образный строй авзониевской эпиграммы — латинский. Что касается flammis, то его решение вполне естественно; никаких новых оттенков переводу оно не придает и — как раз благодаря своей укорененности в рамках традиции — скорее способно ослабить эмоциональность стихотворения, нежели подчеркнуть. Воспроизведение греческого TTÔ&OÇ, по-видимому, восходит к Овидию (met. VII, 11-13):
...frustra, Medea, répugnas:
nescio quis deus obstat, — ait, — mirumque, nisi hoc est, aut aliquid certe simile huic, quod amare vocatur.
Перевод достаточно близок к оригиналу; однако внимание к структуре последнего не столь пристально, как к каждому элементу в отдельности. Поэт также не усматривает разницы между и заменяет одно другим, как только того требуют метрические соображения; подобный подход отличается некоторой неряшливостью (с чем мы будем иметь дело и в следующем переводе).
Эпиграмма
РОТФШОТ ЛР V,
Ei Sucriv oùx ïazL/traç 'icrt)v (pkoya, TOgtfôgs, ка Ocrai, vfjv êvi xaioß.Bvriv vj crßicrov <rj u.BTfjâsç.
Aut restingue ignem, quo torreor, aima Dione, aut transire iube: vel fac utrimque parem.
В этом переводе, как и в предыдущем, чувствуется влияние любовных сочинений Овидия: в римской литературе классической эпохи встречается лишь дважды (как и у Авзония, в конце гекзаметрического стиха): ars III 3; 769. Отождествление Венеры с Дионой распространено шире (напр., Catull. cam. 56, 6). Точно так же нет ничего из ряда вон выходящего в обращении оригинала10', так что здесь нельзя говорить о сколько-нибудь значимом отступлении. Как и в предыдущем стихотворении, переводчик переставляет стихи; но здесь он не ограничивается перестановкой, и структурная метаморфоза сопровождается смысловой {условие, сформулированное в гекзаметре Руфина, занимает свое первое место вполне естественно; оказаться в конце для него было бы натяжкой, тем более значимой, что в коротком
"’"Ср. Stahl, р. 34.
10 Хотя как таковое оно не закрепилось исключительно за Эротом: у Эсхила, напр., неоднократно относится к Прометею.

Вы всегда можете написать нам и мы предоставим оригиналы страниц диссертации для ознакомления

Рекомендуемые диссертации данного раздела